"Биржа", Анатолий Бондар: "Прокуратуре нельзя позволять лишнего"
Анатолий Бондар: «Прокуратуре нельзя позволять лишнего»
Занявший менее года назад должность председателя суда Нижегородской области Анатолий Бондар следует политике открытости. Он рассказал «Бирже» о том, как борется с женским доминированием в судейском корпусе, как относится к судам присяжных и зачем Фемиде нужен дворец.
Анатолий Владимирович, еженедельник «Биржа» — это газета для предпринимателей, поэтому у меня будут вопросы, в том числе о бизнесе, точнее об условиях его ведения в регионе. Часто в деловой среде от разных экспертов приходится слышать о том, что инвесторов отпугивает работа российской судебной системы. Что вы думаете по этому поводу?
Эти эксперты говорят глупости, полнейшую чушь. Так могут говорить только люди, далекие от правосудия или ангажированные. Ведь прежде всего инвестиционную привлекательность определяет исполнительная власть. Если губернаторы переживают за положение дел в регионе, привлекают инвесторов, а не смотрят, где их собственная доля, то такие территории интересны для инвесторов.
Можно ли упрекать судебную систему в том, что законы еще не устоялись, часто меняется налоговое законодательство, а вместе с ним меняется и судебная практика по экономическим спорам? Эти упреки можно услышать в адрес судов. Хотя я бы сказал, что это проблема законодателей.
А существует практика взятия уголовных дел в отношении бизнесменов под контроль председателя облсуда? Это ведь, как правило, достаточно резонансные разбирательства, влияющие на настроение делового сообщества. Даже в Нижегородской области бывают подобные процессы, например, конфликт компании «Алтекс» и Сбербанка.
У нас нет такой практики. Как вы знаете, судьи работают независимо и выносят решение исходя из законов и внутренних убеждений. Естественно, у председателя суда есть право отреагировать на поступившую жалобу или представление прокурора и проревизировать это решение. Если председатель посчитает, что решение спорное, незаконное, он своим правом воспользуется, но взять под личный контроль в судебной системе ничего нельзя. Иначе зачем вообще правосудие?
Но вы же ведете сами какие-то резонансные дела?
Я не только председатель областного суда, но и судья. Любое дело, поступившее в областной суд в соответствии с подсудностью, — а это дела особо тяжкие, — я имею право рассматривать. Я знаю, что мои коллеги из других регионов считают такую практику неправильной. В основном возражают профессионалы, отработавшие в судебной системе по 20–30 лет. Дело в том, что у председателей задача руководить, а свою точку зрения мы можем высказать на президиуме, куда выносим представление на незаконность того или иного решения. Так формируется судебная практика. А чтобы председатель рассматривал частное дело – это, скорее, пиар-ход, желание показать себя.
Кстати, в судебной системе остро стоят кадровые вопросы. Предлагается ввести строгий образовательный ценз — чтобы судьи имели за плечами только дневную форму обучения на юридических факультетах в элитных университетах. Также речь идет и о введении имущественного ценза как антикоррупционной меры. Считаете эти фильтры необходимыми?
Я считаю, что в этих вопросах нужно искать золотую середину. Если человек пришел работать в суд уже состоявшимся с профессиональной и материальной стороны, это позволит ему смотреть на коррупционные вопросы свысока: он себе уже заработал и хочет реализоваться на госслужбе. Я уверен, что судейский корпус должен формироваться из профессионалов разных сфер.
Из каких сфер? Адвокаты редко становятся судьями. Чаще туда приходят люди из внутренних органов, прокуратуры. Не хочу никого обидеть, но у населения складывается определенный стереотип, что происходит смычка судов и прокуратуры. Почему нельзя пополнить судейский корпус адвокатами, представителями юридического бизнеса? Это свежая кровь, гуманизация судебной системы.
Вот вам яркий пример. Мы сейчас формируем апелляционную коллегию по уголовным делам, которая начнет работу с 1 января 2013 года. Нам нужно набрать сорок лучших судей, которые потом будут контролировать судей районного уровня, давать оценку вынесенным ими решениям. Это будут профессионалы, но я считаю, что должны прийти и люди извне для уравновешивания полярных позиций. Я обратился к ректорам вузов со словами о том, что нам не хватает интеллектуального полета и если, мол, у вас есть доктора наук, профессора, желающие реализовать себя на судебной работе — рекомендуйте. Председатель Верховного суда РФ Вячеслав Михайлович Лебедев исповедует такой же принцип.
Интересно, каков результат? Ведь судейская работа считается престижной.
Я обратился к шести или семи ректорам. Все сказали, что поговорят со своими кадрами. Я ждал полтора месяца — результат нулевой. Кстати, есть другая кадровая проблема — в судебной системе нарушена гендерная политика: если говорить в целом о России, то женщин в судебном корпусе чуть больше половины, а в Нижегородской области количество женщин судей составляет 74%, и это еще без мировых. Я считаю, что это неправильно. Женщина более эмоциональна, боле восприимчива, реагирует на проблемы в семье. Есть проблема и в организации работы. Например, в ходе поездки в Чкаловск выяснилось, что там на двух мировых судей женщин, одна в отпуске по уходу за ребенком, вторая готовится стать матерью и на работе отсутствет. Как результат, право граждан на обращение в суд ограничено. Я сказал, что нужно привлекать в систему мужиков, бросил клич прокуратуре. Откликнулись несколько ребят, в том числе лучший обвинитель России Игнатов. Говорят, что есть еще один бывший прокурор района, который сейчас работает адвокатом. Я хотел с ним встретиться и поговорить, но он отказался. Мол, в прокуратуре хлебнул: по звонку на работу, по звонку с работы, ни выходных, ни проходных. А сейчас в адвокатуре он свободный художник: сколько считает необходимым, столько и берет на себя работы. Он не бежит на работу к восьми часам утра, не задерживается допоздна. Его в судьи палкой не загонишь.
Это адвокат средней руки или высокого полета?
Высокого полета. Он вкусил сладость денег, утверждает, что за месяц может заработать свой годовой прокурорский заработок. Ему госоклад больше не интересен.
Каково ваше отношение к широкому использованию суда присяжных и к возврату к народным заседателям. Этакий ремейк, возврат к советскому прошлому?
Ваш вопрос вызвал у меня некоторые воспоминания. Мне было 39 лет. Я работал прокурором Саратовской области. Журналисты на пресс-конференции спросили меня, чем я занимаюсь на отдыхе, какая у меня семья, какой автомобиль. Я потерял бдительность и на вопрос о том, как я отношусь к суду присяжных, ответил излишне категорично. Я сказал, что отношусь к нему отрицательно и считаю это шагом назад, в каменный век. А тогда как раз проводился эксперимент в семи субъектах Федерации, и Саратовская область принимала участие. Журналисты аж присели и потом долго поминали мне мое высказывание. А вообще-то, мы-судьи не имеем права говорить, плох закон или хорош и должны его исполнять, закон – есть закон!
Я поясню, почему спросил про суд присяжных. В дореволюционной России оправдательные приговоры составляли 40%, в СССР, хоть я и не верю, — 15%, а сейчас — всего 1%. Почему? Ходили слухи даже про установку Нижегородского областного суда, что, мол, никаких оправдательных приговоров.
А я наоборот говорю: нечего прокуратуре лишнего позволять.
Так вы же сам выходец из прокуратуры! Вы же должны дружить с бывшими коллегами.
Да, я выходец из прокуратуры и я знаю, что такое качественное следствие. Когда я принял дела в прокуратуре Саратовской области, там были нераскрыты 50% убийств. Вы представляете — половина! Так люди теряют веру в государство, которое не может их защитить. Мы провели колоссальную работу: еженедельное обучение следователей, работа с криминалистами, работа с оперативным составом милиции, проверка оперативно-поисковых дел. Это дало результаты. Когда я через шесть лет сдавал регион, раскрываемость убийств была уже 93%. Кстати, оправдательные приговоры у нас тоже были, правда, не по убийствам. Качество дел оценивалось по возвратам на доследование. До моего прихода возвращали 20% дел, а при мне, несмотря на рост общего количества дел, возврат составлял всего 1,5%.
Я знаю прокурорскую работу, поэтому не исхожу из того, что прокуратуру нужно поддерживать. Мы исходим из государственных задач, которые стоят перед нами. И если прокуратура не доработала — пусть отвечает. Суд не вытягивает дела за уши — есть принцип состязательности и судья, который оценивает доказательства и принимает решение.
Кстати, вы так про народных заседателей и не сказали.
Да. На той пресс-конференции, где я выступил против введения суда присяжных, меня попросили обосновать мою точку зрения. Я тогда ответил так: когда я был советским судьей, я знал, что к нам приезжали делегации из Японии, Франции, ФРГ, даже США. Они изучали наш опыт отправления правосудия: судья и два присяжных заседателя. Иностранцы приходили к выводу, что это лучшая схема, чем суд присяжных. Только они предлагали у себя вместо двух присяжных заседателей использовать двух профессиональных судей. Когда мы выносим процесс на суд присяжных, начинается «городское вече»: у каждого свое мнение, и каждый пытается его доказать. Люди зачастую не могут правильно оценить то или иное заключение экспертизы, они просто далеки от всего этого. Многие просто не знают, что такое логическое мышление.
Они на эмоциях решают.
А мы хотим, чтобы решение было законным и справедливым. Когда есть суд присяжных, то речь может идти только о справедливости, и то не всегда. Я могу привести примеры, когда убийцы и насильники были оправданы судом присяжных. Я помню суд присяжных в Краснодарском крае. Слушалось дело милиционера, которого поймали на взятке. Молоденький следователь. И вот в суде вышла его мама, показала свои натруженные черные руки и сказала, что она простая колхозница, а у нее хотят отнять единственного сына, посадив его на пять лет в тюрьму. Мама вопрошала, сколько взял ее сын: стоит ли говорить о трех тысячах рублей, когда в Москве воруют миллиардами и никого не сажают. И суд присяжных оправдал милиционера, хотя все доказательства были – у подсудимого при задержании деньги прямо из кармана достали.
Понятно. Хотел еще спросить о запланированном строительстве Дворца правосудия. В крупнейших городах мира подобные здания на самом деле одни из самых красивых. Нам же Дворец построят за федеральные деньги.
Да, Дворец правосудия будет построен на площади Лядова на месте автовокзала. Ситуация с помещениями для судов вообще очень напряженная. Вы были в Автозаводской коллегии по гражданским делам? Там скотские условия – кабинетов нет, отгородили коридорчики, в которых сидят судьи и помощники. А посетители ждут или на улице или на лестнице.
В Саратовской области мне удалось за шесть лет из 50 прокуратур 43 перевести в новые здания. Мои предшественники вообще не уделяли этому внимания. Они считали, что прокурор должен заниматься прокурорскими делами, а не строительством и размещением. Я же считаю, что председатель областного суда или региональный прокурор должен заниматься и административно-хозяйственной деятельностью. Он же отвечает не только за правосудие или надзор за законодательством — он отвечает за нормальные условия работы своих сотрудников.
Здание областного суда, в принципе, в нормальном состоянии, но более подходит для районного суда. Три десятка судей достойно разместятся в нем. Областному же суду по всем нормативам необходимо более вместительное здание. Смотрите: тут 4 тысячи кв. м, а нам надо в 6–7 раз больше. Это связано с ростом нагрузки и штата. Когда десять месяцев назад я принимал дела в областном суде, было 89 судей, а сейчас уже 136. Поэтому нам просто необходимо строить Дворец правосудия. Там разместится весь штат, аппарат суда, оптимизируются, в том числе, и госрасходы. К тому же, посещая красивое здание, у людей будет больше уважения к законности. Недавно делегация судей Нижегородской области ездила в Европу, посетили ряд судов в Париже. Сразу ощутили разницу: там человек, зайдя в здание суда, понимает, что попал в храм закона. У нас должно быть так же.